— Вот, посмотрите: промокают, по шву немного разошлись, набойки стерлись.
Я протянула сапоги в окошко с вывеской «Ремонт обуви». Хоть и отмывала и начищала до блеска, вид у них остался весьма потрепанный.
Сапоги оказались в руках, блеснувших массивными серебряными кольцами, и исчезли в глубине полутемного помещения. Я заглянула в окошко. Там на высоком кресле восседала полная женщина лет пятидесяти с большими темными глазами. Несмотря на серый халат, она выглядела как настоящая восточная царица: гордая осанка, покатые плечи, блестящие черные волосы с крупной серебряной заколкой... Внимательно осмотрев сапоги, она покачала головой.
— Может, не имеет смысла с ними возиться? — спросила я. — Наверное, их уже пора выбросить?
— Это решай сама — выбрасывать или нет. — У женщины оказался низкий певучий голос. — Ремонт обойдется дорого.
— Знаете, я их уже пятый сезон ношу. Хоть каблук и высокий, они очень удобные. Но когда-то нужно избавляться от хлама…
— Хлам — это ненужное, то, что нам мешает, — сказала восточная царица. — А если вещь тебе нужна, если служит тебе верой и правдой, и нужно только проявить терпение… — Она оборвала фразу. — В общем, решай сама.
— Я бы не хотела с ними расставаться…
— Значит, будем ремонтировать. — Она что-то начертила мелом прямо на сапоге и приклеила к подошве бумажный ярлычок. — Зайди через два дня.
— Через два? — расстроилась я. — В чем же я завтра на работу пойду?
— Ну вот, только что хотела вещь выбросить, а теперь двух дней без нее прожить не можешь. Срочный ремонт — очень дорого. Потому что мне придется все отложить и взяться за твои сапоги. Лучше походи два дня в чем-нибудь другом. Есть у тебя?
— У меня еще три пары сапог, но в них я не чувствую себя так комфортно. Одни жмут, сколько бы я их не растягивала. Другие, наоборот, слишком свободные, нога не чувствует поддержки. А вот эти, в которых я сейчас, и красивые, и модные, но в них ноги сразу устают. Наверное, колодка неудобная. Даже стоять в них тяжело, не то что ходить.
— Значит, будем делать срочный ремонт?
— Да, — вздохнула я.
— Тогда можешь часик погулять.
Я посмотрела на свои новые лаковые сапоги с элегантными пряжками…
Хозяйка мастерской поняла меня без слов.
— Заходи, буду при тебе делать. — Она открыла дверь, и я зашла в помещение.
Мастерская оказалась крохотной. По стенам — полки с обувью до самого потолка. Стол-верстак с высоким креслом, рядом — небольшой агрегат вроде швейной машины.
Хозяйка пододвинула мне старый венский стул с наброшенным на него шерстяным клетчатым пледом.
— Устраивайся. Света маловато, верхняя лампа перегорела, одна настольная осталась. Подвинься поближе. Хочешь — журнал почитай.
— Нет, спасибо. Я посмотрю, как вы работаете.
Хозяйка надела мой сапог на металлическую лапу и приступила к работе.
— Кожа хорошая. Мягкая, но прочная, — сказала она.
— Да, они дорого стоили, дешевая вещь столько не прослужит.
— По-всякому бывает, — возразила хозяйка. — Иногда приносят на растяжку очень дорогие туфли из бутиков. Но посадить их по ноге так и не удается. Зато есть у меня один клиент, так вот он уже который год меняет набойки на одних и тех же ботинках. А ботинки еще советские.
— Почему же он не купит себе новые? Денег нет?
— Мы преданы чему-то или кому-то не от недостатка денег, — назидательно сказала хозяйка мастерской. — И не потому, что у нас нет других вариантов. Просто для каждого комфортно свое.
— Это правда, — я выставила ноги вперед. — Посмотрите — и кожа мягкая, и каблук небольшой, а нога проскальзывает.
— Некоторые всю жизнь ходят в неудобной обуви. Преодолевают трудности, которые сами же себе и создали. А если это твоя обувь, то она сразу садится по ноге, не стесняет и не искажает походку. Даже если каблук такой высокий, что приходится становиться на цыпочки. И со временем такая обувь становится только удобнее.
— А знаете, эти мои любимые сапоги, — я показала на верстак, — первое время натирали ногу. Но потом я к ним привыкла.
— Ну, какие-то сложности могут быть... Иногда нужно что-то подкорректировать, отремонтировать, заменить детали. Это я вам как знаток обуви не в первом поколении говорю.
— Ваши родители тоже обувщики? — удивилась я.
— И родители родителей, — улыбнулась она. — Я доподлинно знаю, что мой пра-пра-прадедушка уже был холодным башмачником. В Санкт-Петербурге обувное дело издавна принадлежало ассирийцам.
— Значит, династия, — сказала я. — Наверное, вам все секреты обувного дела известны? Ведь во всяком деле есть секреты.
— Секреты, конечно, есть, — не отрываясь от работы, хозяйка мастерской кивнула. — Подобрать обувь по ноге — большая удача. В жизни человека бывает не так уж много хорошей обуви.
— Правда? — удивилась я. — А ведь сейчас обувные магазины на каждом шагу, и фасоны — на любой вкус.
— Но ты же сама сапоги пятый сезон носишь, когда дома три пары других лежат. — Она закончила зашивать шов и приступила к ремонту подошвы. — Такие, чтобы по душе, да чтобы и в пир, и в мир, найти трудно. И дело тут не в цене. Ко мне приезжают люди, которые могут купить себе десятки пар самой дорогой обуви. А носят годами одно и то же.
— Но обувь может выйти из моды.
Хозяйка подняла на меня свои темные глаза.
— А знаешь, что выглядит старомодным? То, что недавно было на самом пике моды. Хорошая вещь вне моды. Хорошую обувь порой не замечаешь. Она просто есть — и все.
— Вы про отношения с обувью как про человеческие рассказываете. Наверное, вы и в людях хорошо разбираетесь.
Хозяйка мастерской минуту помолчала, а потом тяжело вздохнула:
— В отношениях с людьми самое главное — понять, нужны ли тебе эти отношения. Если нужны — береги, ухаживай, ремонтируй, холь и лелей, вкладывай время, деньги, терпение — все, что можешь.
Мне становилось все интереснее слушать.
Возможно потому, что я никак не ожидала услышать в обувной мастерской философские рассуждения.
— А вот у меня в свое время не хватило терпения, — продолжила хозяйка мастерской. — Хоть я и восточная женщина. — Она усмехнулась.
— Расскажите, — тихо попросила я.
— Была и у меня любовь, дело уже к свадьбе шло, — начала она. — Но тут моего жениха с другой увидели… А я гордая была, самолюбивая. Объявила ему, что между нами все кончено. И подарки вернула. Он потом за мной целый год бегал, прощение вымаливал…
— Не простили?
Она покачала головой.
— А он военным был. Тогда как раз наши войска в Афганистан вошли. Он добровольцем вызвался. Его сразу взяли, он же тоже ассириец, там с восточной внешностью нужны были… Двух месяцев не отвоевал — родителям похоронка пришла.
Она надолго замолчала, а потом протянула мне отремонтированные сапоги.
Я расплатилась.
— Видишь, как хорошо получилось! — сказала она на прощание. — А ты хотела от них избавиться… Если душа к чему лежит — никогда от этого по своей воле не отказывайся. Чтобы потом не жалеть.
Я согласно кивнула.
(Из книги "Свежий взгляд или В Париже уже весна")